schliman

Счастливая судьба Генриха Шлимана

Ни один из народов древнего мира, пожалуй, не создал таких красочных сказаний о богах, о героях-вождях и их подвигах, об ожесточенных битвах и великолепных пирах, о богатстве и величии одних людей и о бедствиях и гибели других, как древние греки. Возникли эти сказания не сразу. Из поколения в поколение передавались песни народных певцов-аэдов, бродивших по землям Древней Греции. Постепенно, вбирая в себя все самое яркое и прекрасное, создавались эпические поэмы. Только две из таких поэм полностью дошли до наших дней. Это - «Илиада» и «Одиссея», создание которых народная молва приписывала слепому поэту Гомеру.

Но существовала ли Троя? Ответ на этот вопрос дал удачливый авантюрист Генрих Шлиман.

28 ноября 1841 года у берегов Голландии потерпел кораблекрушение бриг "Доротея", шедший в Венесуэлу с грузом рейнских вин. Глухая ночь, луна, с трудом пробивающаяся сквозь затянутое тучами небо, дождь со снегом, сильный шторм: волны долго бросали корабль, а потом одна из них сбила руль. Раздался треск, бриг дернулся, замер, и пассажиры высыпали на накренившуюся палубу - спуская на воду шлюпку, матросы старались изо всех сил.

Каютный юнга замешкался, - когда он выбрался наверх, волны уже захлестывали палубу, а шлюпки не было видно. Юнга кинулся за борт, вода подбросила его, как огромные качели, хлынула в рот и нос, залила глаза - он понял, что умирает, но за спиной раздался плеск весел, и перегнувшийся через борт матрос схватил парня за волосы. На голландский берег Генрих Шлиман сошел полуголым: на нем были лишь старое одеяло и рваные, насквозь промокшие кальсоны.

Его спутники потеряли все, а у него и так ничего не было. Мать он потерял в детстве, женившийся на служанке отец присвоил его наследство.

Родственники не желали иметь с ним дела, образования и профессии у него не было. Теперь, полуголый и иззябший, он очутился в Голландии - стоял шестиградусный мороз, милостыню в Амстердаме подавали плохо. Узкая, похожая на пенал комната - ни печки, ни стола, ни стула, лишь продавленная кровать да рукомойник с замерзшей водой. Шлиман снял ее на деньги, которые прислали объявившие сбор в пользу жертв кораблекрушения земляки. Вечером он поднимался к себе по скрипучей расшатанной лестнице, сбрасывал ботинки, бросался на постель и закрывал глаза - болели ноги, кололо в висках, перед глазами проплывало прошлое

...Звон колокола, крытый соломой пасторский дом в Анкерсхагене: мать склонилась над рукоделием, попыхивающий сигарой отец сидит в своем кабинете - перед ним лежит толстая книга в кожаном переплете. Это "Илиада", две недели назад Гер Шлиман заплатил за нее сорок пять марок (семья фермера могла жить на эти деньги месяц) - после обеда он продекламирует сыну двести строк.

Там, где родился и вырос Генрих Шлиман, никогда ничего не происходило: жизнь была предопределена от первого крика до последнего вздоха, места для свободного выбора в ней не оставалось.

Повзрослев, Генрих Шлиман начал считать себя избранником Фортуны. И счет ее улыбкам он вел именно с этого промозглого, пропитанного безнадежной тоской амстердамского вечера: свечной огарок мигнул и погас, уплыл бесконечный мучительный вчерашний день, исчезли герои "Илиады" - и тут его разбудил стук в дверь.

Хозяйка принесла письмо и бланк почтового перевода - человек, много лет назад сватавшийся к его покойной матери, прислал ему несколько десятков гульденов и рекомендательную записку в одну из амстердамских фирм.

Генрих Шлиман устраивается посыльным, получает гроши и тратит их на учебники. В его комнате по-прежнему нет печки, Шлиман питается черствым хлебом, не покупает одежду - зато он ходит по городу с английской грамматикой в руках. На бегу разрываясь между домами клиентов, складами и портом, он учит иностранные языки - у юноши обнаруживаются великолепная память и лингвистические способности.

Он заучивает целые страницы разговорников, по ночам декламирует отрывки из романов Вальтера Скотта и мольеровских пьес - на один язык у него уходит шесть недель. Меньше чем через год Шлиман овладевает английским, французским, итальянским, португальским, шведским и испанским.

Владельцам компании, взявшим его из милости, нет дела до увлечений Шлимана : посыльный должен летать по улицам, а не бродить, уткнувшись носом в книжку, - и Генриха увольняют. Но через неделю он уже работает у их конкурентов, и не посыльным, а приказчиком: господа Шредер умеют разбираться в людях и знают, что владеющий шестью языками сотрудник может оказаться кладом.

Он боролся за выживание и не позволял себе ненужных эмоций: минимум трат и лишних поступков, все выверено, просчитано и целесообразно. Единственная отдушина - Гомер, которого он купил после первой зарплаты.

Шлиман целыми днями пропадает в порту, а вечером поднимается в свою каморку (там появилась железная печка - кроме нее никаких нововведений нет) и начинает зубрить. Он уже знает пятнадцать языков и сейчас пытается выучить русский - его новые хозяева ведут большую торговлю с Петербургом. Языка великой северной империи в Голландии не знает никто, и Шлиман уверен, что он потребуется ему очень скоро.

Русский язык его все-таки выручил: фирме Шредеров понадобился свой представитель в России, и Шлиман отправился в Петербург - из приказчика он превратился в компаньона. Там его цепкость, хватка, живой ум и благоприобретенная деловая опытность сослужили ему хорошую службу - миллионером Генрих Шлиман стал всего за несколько лет.

Затем он едет в Америку, чтобы проводить в последний путь скончавшегося на золотых приисках брата, и вернулся в Россию, удвоив свое состояние. Во время золотой лихорадки миллионные состояния сколачивались за несколько месяцев, и Шлиман немедленно открыл в Калифорнии свой банк. Вернувшись в Россию, Шлиман стал одним из самых богатых людей торгового Петербурга. Теперь он мог жить как хотел - но жить ему было нечем.

В тридцать лет он женился на сестре одного из богатейших русских купцов, восемнадцатилетней Кате Лыжиной. Она родила ему троих детей, но счастья не дала. У него было налаженное дело, огромное состояние, но обогащение никогда не казалось ему самоцелью. По сути у него не было ничего, кроме старой, истрепанной, купленной на медные деньги гомеровской "Илиады".

Генрих Шлиман покинул Петербург для того, чтобы осуществить свою главную мечту. Тех, кто знал прежнего Шлимана, он в свою новую жизнь не пустил.

Для того чтобы достичь заветной цели, ему надо было получить образование, и сорокашестилетний миллионер начал учиться. Шлиман изучает философию, литературу, филологию в разных германских университетах. В 1869 г. он защищает диссертацию и становится доктором археологии университета в Ростоке. Учебой дело не ограничилось: Шлиман решил изменить себя полностью. Каждому человеку нужна жена, решил Шлиман и приступил к ее поискам с присущими ему обстоятельностью и хваткой.

То, что произошло дальше, напоминает завязку комедии Мольера о престарелом женихе и не в меру простодушной юной невесте. Шлиман подверг невесту строгому экзамену. Она выразительно продекламировала несколько отрывков из "Одиссеи", а затем случился большой конфуз. На вопрос "Почему вы хотите выйти за меня замуж?" Софья ответила: "Родители сказали мне, что вы очень богатый человек, а мы так бедны", и красный как рак Шлиман бежал из дома Энгастроменосов в ужасе и смятении. Сначала Шлиман хотел немедленно уехать из Афин, затем - жениться на той, которая поклялась бы ему в вечной и неизменной страсти (желающих было хоть отбавляй - о состоянии Шлимана в Греции ходили легенды). Он не сделал ни того, ни другого: Генрих по уши влюбился в юную Софью Энгастроменос. Он женится на ней и постарается сделать ее счастливой. Она все хорошела, а Шлиман старел, и примириться с этим было не в его власти. Как бы то ни было, он обеспечил ей место в истории, и это было много больше того, на что рассчитывали родители Софьи, запросившие за дочь бриллианты ценой в сто пятьдесят тысяч франков.

После этого он отправляется по следам героев Гомера: посещает остров Итака, родину легендарного Одиссея, полуостров Пелопоннес, Микены, Тиринф, где, согласно эпосу, находились дворцы ахейских владык, двинувшихся походом на Трою, а затем начинает поиски Трои.

Основными достоинствами Шлимана были отсутствие сомнений, вера в собственную правоту и варварская самоуверенность. Он с детства мечтал о Трое, следовательно, она должна была существовать и он ее непременно найдет. Генрих Шлиман купил партию английских кирок и лопат, заказал во Франции тележки для перевозки земли и отправился в Турцию. Там под холмом Гиссарлык, по его расчетам должна была находиться Троя.

Средиземноморский зной, сменяющийся холодным осенним дождем; осыпающиеся стенки шурфов, москиты, ядовитые змеи, алчные и невежественные рабочие, груды камней и битых глиняных черепков, в которых Шлиман решительно ничего не понимал.

Получив от турецкого правительства разрешение на проведение работ, Шлиман в 1870 г. приступает к раскопкам. За несколько лет неутомимых поисков исследователь, последовательно уходя в толщу земли, вскрыл семь наслоений со следами древних строений и различным инвентарем: керамикой, оружием, украшениями, орудиями труда, различными сосудами.

Он копал, руководствуясь собственной интуицией и детскими представлениями о Трое: она должна была быть большим и величественным городом, и Шлиман безжалостно сносил не отвечавшие идеалу постройки. Из земли выступали фундаменты стен и основания башен, город уходил все ниже и ниже, и у него шла кругом голова - жалкие поселки, которые находили его рабочие, не походили на город Приама. Раскопки продолжились на второй год, и на третий, в нижних слоях обнаружились мощные фундаменты со следами пожара...

Шел 1873 год. Особенно замечательны были найденные двойные ворота, к которым вела широкая мощенная плитами улица. Остатки микенских оборонительных стен поражали своей монументальностью: они состояли из огромных каменных глыб без какого-либо скрепляющего материала. Сохранились и ворота в этих стенах - знаменитые Львиные ворота, украшенные рельефным изображением двух львов. Близ ворот Шлиман обнаружил помещение, которое, по его предположению, принадлежало последнему царю Трои - Приаму.

Неподалеку от «дома Приама», под древними стенами, был обнаружен богатейший клад золотых, серебряных и электровых (сплав золота и серебра) изделий. Поражающий своим богатством клад мог принадлежать только Приаму.

Полтора килограмма золота: двадцать четыре ожерелья, шесть браслетов, восемьсот семьдесят колец, четыре тысячи шестьдесят шесть брошей, шестисотграммовая золотая бутыль, две великолепные диадемы, перстни, цепочки, множество мелких украшений. По договору, заключенному с османским правительством, половину находок Шлиман должен был передать Турции, но он не собирался этого делать. Шлиман и Софья спрятали клад и вывезли его в Европу; лучшего доказательства тому, что он нашел настоящую, гомеровскую Трою, представить было нельзя.

На самом деле удачливый археолог жестоко ошибался. Более поздние исследования показали, что так называемый клад Приама принадлежал троянскому владыке, жившему почти за тысячу лет до Троянской войны. Сам того не желая, Шлиман открыл одну из археологических культур периода раннего бронзового века, существовавшую на западе и юго-востоке Малой Азии в III тысячелетии до н. э.

Впоследствии, уже к 30-м годам XX столетия, удалось уточнить хронологию археологических слоев Трои. Было установлено, что холм Гиссарлык состоит из девяти последовательных слоев, или, как иногда принято говорить, городов-поселений. Первые пять городов (Троя I—V) существовали в III -- первой половине II тысячелетия до н. э. Слой Троя VI (1600-1300 гг. до н. э.) - это слой времени, периода расцвета микенского культуры тех. Эта Троя была разрушена в результате катастрофического землетрясения.

Более поздние исследования показали, что гомеровской Троей следует считать слой Троя VII. Именно эта Троя являлась городом Приама и Гектора. Этот город был захвачен и разрушен ахейцами в ходе боевых действий. Троянские же слои VIII и IX относятся к более поздним эпохам — к Греции эллинистического и римского периодов.

Таким образом, Шлиману все же удалось доказать существование гомеровской Трои, подлинность войны ахейцев с троянцами, реабилитировать Гомера и других античных авторов перед лицом «скептиков», либо не вполне доверявших Гомеру и античной письменной традиции, либо полностью отрицавших достоверность описанных событий. Благодаря Шлиману был открыт один из ведущих центров древней эгейской культуры.

Сам Генрих Шлиман из троянских находок превыше всего ценил ритуальные топоры-молоты, найденные в 1890 году. Эти молоты-топоры относятся к шедеврам мирового искусства. Совершенство их настолько велико, что некоторые ученые сомневаются в том, что их могли сделать в середине III тысячелетия до нашей эры. Все они хорошо сохранились, лишь один был поврежден, так как применялся в древности. В каком конкретно ритуале он участвовал, пока не установлено.
На двух топорах ученые обнаружили следы позолоты, украшавшей декоративные фризы с шишечками. Эти топоры могли быть атрибутами царя или царицы, исполнявшими и жреческие функции.

Однако Шлиман на этом не остановился и продолжил свои археологические изыскания в материковой Греции. Теперь он искал тех, кого Гомер называл ахейцами. Именно ахейцы во главе с царем Микен — Агамемноном сначала осаждали, затем, благодаря хитрости Одиссея, захватили" и сожгли Трою. Шлиман отправился в «златообильные» Микены.

О раскопках в столице Агамемнона, одном из крупнейших и могущественных городов Греции гомеровского времени, Шлиман мечтал давно. На этот раз место раскопок не вызывало сомнения: грандиозные развалины Микен были хорошо видны в Арголиде. Здесь он сделал не менее потрясающие находки. Раскопки начались в 1874 года.

В 1876 г. он обнаружил в Микенах, затонувшем городе и крепости на северо-востоке Пелопоннеса, в области Арголида, сокровищницу легендарного микенского царя Атрея и девять захоронений с останками 15 мужчин. Их гробницы, как отмечал Шлиман, «буквально ломились от золота».

Эти гробницы Шлиман счел последним пристанищем сына Атрея Агамемнона, предводителя греков в походе на Трою, и его соратников. Согласно легенде, они были коварно убиты женой Агамемнона Клитемнестрой. Богатством и великолепием сокровища Микен превосходили ранее найденные Шлиманом в Трое.

Экспедиции Шлимана удалось открыть также еще один тип погребальных сооружений - так называемые купольные гробницы, пришедшие, как позже было доказано, на смену более ранним шахтовым гробницам. О купольных гробницах также писал Павсаний: это были подземные сооружения Атрея (отца Агамемнона и Менелая), в которых хранились богатства царского рода Атрйдов. Однако при раскопках выяснилось, что это не сокровищницы, а более поздние захоронения, к тому же разграбленные ещё в древности. Поражают размеры и устройство таких гробниц: высота — 13 метров, диаметр — 14,5 метра, купол образован 34 концентрическими кругами кладки, дверной проем закрыт мощной монолитной плитой весом около 120 тонн.

Клад был назван им «сокровищем Агамемнона». Из усыпальницы микенских царей было извлечено несколько килограммов золота: посмертные маски, короны, браслеты, перстни, кубки для вина, диадемы, золотые пуговицы. Сокровища обогатили экспозицию афинского музея, Шлиман стал одним из национальных героев Греции - его популярность приобрела фантастические размеры, и все последующие археологические открытия широкая публика приписывала только ему.

Царский дворец в Микенах состоял из нескольких двух- или трехэтажных зданий, выстроенных вокруг центрального двора. В центре дворца располагался мегарон - большой зал, где царь собирал своих приближенных на празднества и вел государственные дела. Как и на Крите, дворец в Микенах был центром экономической жизни. Зерно, масло, вино и другие запасы держали в специальных кладовых, там же хранились оружие и изделия ремесленников. Поблизости, на акрополе (укрепленная часть города на холме), располагались ремесленные мастерские, где микенские мастера изготавливали вазы, глиняные и бронзовые статуэтки, оружие, одежду и т. п.

Профессиональные археологи не обладали его феноменальным чутьем, живым умом, бульдожьей хваткой, и все же свое дело они, как выяснилось, знали. Мало-помалу ученый мир пришел к выводу, что настоящая Троя находилась в тех слоях, которые Шлиман снес, докапываясь до своего воображаемого Илиона. "Клад Приама" был спрятан за сотни лет до Приама, подлинная Троя оказалась тем самым невзрачным поселком, на который Шлиман не обратил никакого внимания. А "клад Агамемнона" скорее всего принадлежал далекому

прародителю ахейского вождя - микенские захоронения были на несколько веков старше гомеровской Трои.

И все же заслуги его перед археологией, особенно в освещении раннего периода истории Греции, неоспоримы. До открытий Шлимана исследователей древностей на территории Европы интересовали в основном лишь памятники римской культуры. К греческой же отношение было иное. Ведь в новую историю греки вступили как самый обычный народ, не игравший сколько-нибудь заметной политической роли. И хотя из времен классической Греции дошло немало значительных сооружении и произведений искусства, о более раннем, легендарном периоде греческой истории человечество знало совсем немного

Шлимана почитали во всем мире, но серьезная наука от него ускользнула: новые раскопки вели профессиональные археологи; методы, которыми он добирался до своих сокровищ, казались им варварскими. Он чувствовал себя все более одиноким, у него испортились отношения с женой: Софья повзрослела, узнала себе цену (теперь она была знаменитой фрау Шлиман, соратницей человека-легенды) и не желала больше слушать лекций, которыми муж потчевал ее битые сутки. Иногда на Генриха Шлимана нападала хандра, и он начинал думать о том, что жизнь, в сущности, кончилась. Шлиман часто вспоминал ту зиму, когда он, голодный и отчаявшийся, бродил по Амстердаму: если бы о нем не вспомнил чужой человек, он наверняка бы умер в какой-нибудь больнице для бедных. Шлиману казалось, что судьба долго испытывала его, но в конце концов он ее переупрямил... Он не знал, что вскоре она разыграет тот же самый, только на сорок с лишним лет отложенный финал.

Время шло, им никто не занимался, и лишь когда из висевшего у него на шее случайно развязавшегося мешочка хлынули золотые монеты, вокруг старика засуетились врачи. К вечеру бедняга начал бредить: он вспоминал какое-то кораблекрушение, говорил о пронизывающем холоде (в Неаполе в это время стояла тридцатиградусная жара), о том, что он еще молод и ему непременно должно повезти. Этой же ночью он умер, и телеграфные агентства оповестили мир, что великий Генрих Шлиман, приехавший в Италию на лечение, скончался в одной из неаполитанских больниц.

Сайт создан в системе uCoz